Философия любви
План
О смысле любви ………………………………………………...3
Детство человеческой любви ………………………………….4
Любовь в Античной Греции …………………………………...6
Тема любви в философской культуре Нового времени ……...9
Любовь как способ существования человека …………..…...11
Список литературы ……………………………………………14
Только в любви и через любовь человек становится человеком. Без любви
он неполноценное существо, лишенное подлинной жизни и глубины и не
способное ни действовать эффективно, ни понимать адекватно других и себя. И
если человек – центральный объект философии, то тема человеческой любви,
взятая во всей ее широте, должна быть одной из ведущих в философских
размышлениях.
О смысле любви
Любовь является ведущей потребностью человека, одним из главных
способов укоренения его в обществе. Человек лишился природных корней,
перестал жить животной жизнью. Ему нужны человеческие корни, столь же
глубокие и прочные, как инстинкты животного. И одним из таких корней
является любовь. «Что любовь есть вообще драгоценное благо, счастье и
утешение человеческой жизни — более того, единственная подлинная ее
основа—это есть истина общераспространенная, как бы прирожденная
человеческой душе».
Всякая любовь является любовью к конкретным, данным в чувстве вещам.
Любви к абстрактному, воспринимаемому только умом, не существует.
«Мыслимое,— категорично утверждает Гегель,— не может быть любимым». Любовь
к ближнему — это любовь к людям, с которыми вступаешь в отношения, любовь к
добру — любовь к конкретным его проявлениям, тем поступкам, в которых оно
находит свое выражение, любовь к прекрасному — влечение к вещам, которые
несут в себе красоту, но не любовь к «красоте вообще». Нельзя любить
«человечество», как нельзя любить «человека вообще», можно любить только
данного, отдельного, индивидуального человека во всей его конкретности.
Особо следует подчеркнуть такую черту любви, как ее универсальность:
каждый человек находит, в конце концов, свою любовь и каждый является или
со временем станет объектом чьей-то любви. Красив человек или безобразен,
молод или не очень, богат или беден, он всегда мечтает о любви и ищет ее.
Причина этого проста: любовь — главный и доступный каждому способ
самоутверждения и укоренения в жизни, которая без любви неполнокровна и
неполноценна. В ранней молодости настойчиво ищут, прежде всего, эротическую
любовь, позднее приходит любовь к детям или к Богу, прекрасному или к своей
профессии и т. д. Любовь может вспыхивать и гаснуть, одна любовь может
замещаться или вытесняться другой, но человек всегда или любит, или
надеется полюбить, или живет воспоминаниями о былой любви.
Детство человеческой любви
Уже давно люди спрашивали себя, когда возникла любовь — вынес ли ее
человек из животного царства, или она появилась позднее. Многие считают,
что любовь родилась позже своих собратьев — ненависти, зависти, дружелюбия,
материнского чувства. Пещерные люди, которые жили ордой, групповым браком,
наверно, не знали никакой любви. Исследователи древности говорят, что ее не
было даже тогда, когда стало возникать единобрачие. Исходя из работ таких
исследователей — Моргана и Бахофена,— Энгельс писал: «До средних веков не
могло быть и речи об индивидуальной половой любви. Само собой разумеется,
что физическая красота, дружеские отношения, одинаковые склонности и т. п.
пробуждали у людей различного пола стремление к половой связи, что как для
мужчин, так и для женщин не было совершенно безразлично, с кем они вступали
в эти интимнейшие отношения. Но от этого до современной половой любви еще
бесконечно далеко».
Многие философы, психологи, ученые считают, что во время античности
любви не было, а был один только телесный эрос, простое половое влечение.
Эрос античности — так называют они любовь того времени, и это ходячий
взгляд, который многие считают аксиомой. Вряд ли, конечно, верно, что в
древности не было настоящей любви. О любви то и дело говорится уже в самых
древних мифах Греции, а в классическую эпоху, почти двадцать пять веков
назад, появились даже теории духовной любви — Сократа, Платона и
Аристотеля. А греческие боги любви? В свите богини любви Афродиты было
много богов — покровителей любви. Один из них олицетворял собой начало и
конец любви (у Эрота была стрела, рождающая любовь, и стрела, гасящая ее),
другой — плотские вожделения (Гимэрот), третий — ответную любовь (Антэрот),
четвертый — страстное желание (Поф), пятый — любовные уговоры (богиня
Пейто), шестой — брак (Гименей), седьмой — роды (Илифия). И раз были боги
любви и даже теории любви, то откуда же они брались, если не из любви?
При древних храмах жили тогда жрицы любви, их почитали, а любовь
обожествлялась как таинственная сила. Конечно, это еще простой эрос,
телесный, лишенный духовности. Но уже и в те времена людям ясно было, что
этот эрос не просто животное чувство, - он очеловечивает человека. С ходом
времени менялись люди, другим делался уклад их жизни, их психология. И
наверно, нельзя выводить общие для всех эпох античности правила, думать,
что любовь была в них одинаковой, равной самой себе.
Любовь ранней античности вполне, видимо, можно назвать античным эросом.
Это как бы предлюбовь, в ней еще много обще природного, одинакового для
человека и других живых существ. Телесные (хотя уже и одухотворенные)
тяготения, плотские желания – таким и был, видимо, ранний эрос античности.
Не раз говорится в мифах о том, что боги принимали облик других людей,
чтобы под их видом явиться к возлюбленным.
Интересно, что любовь появляется во времена, когда женщина попадает под
господство мужчины. Можно было бы подумать, что любовь возникла в истории
как психологическое возмещение за женское рабство: подчинив женщину,
мужчина сам попал к ней в плен. Но это внешний подход — и очень
однолинейный. Можно предположить, что похожие нравы царили в начальные
времена варварского патриархата. Любовь не выдержала этого психологического
ледникового периода и погибла. И лишь спустя долгие тысячелетия, когда
отношения мужчины и женщины начали смягчаться, любовь стала рождаться
снова. Личность начинает обособляться от общества, начинает все больше
осознавать свои отдельные, частные интересы, все больше выдвигать их на
первый план. И вместе с этим обособлением резко углубляется и любовь, она
как бы выдвигается вперед, попадает под увеличительное стекло, и постижение
ее ценностей делается куда более глубоким и разветвленным.
Именно тогда появляется ощущение исключительности любви, ее
несравнимости с другими чувствами. То и дело говорят поэты, что любовь –
центр жизни, самое главное в ней, что она сильнее всего на свете – сильнее
уз крови, сильнее даже инстинкта жизни. Поэтому в античной поэзии начинает
звучать нота нескончаемости любовного чувства
С ходом цивилизации все больше распадается древний синкретизм, все
дальше уходят времена, когда духовность еще не вышла из лона телесности.
Теперь она часто уже самостоятельна, независима, уже существует сама по
себе. Любовь все больше пронизывается духовными тяготеньями, и это видно не
только в лирике, и в позднеантичном романе. Для древних любовь — смесь меда
и яда, и недаром их трагедия с таким страхом писала о ней. Вместе с
появлением любви резко выросли не только радости жизни, но и — пожалуй, еще
больше — ее горести, ее боль, тревога. Любовь — огромный психологический
усилитель восприятия, и она увеличивает в глазах людей и счастье и
несчастье, и, может быть, несчастье даже больше, чем счастье. И поэтому так
много горя и боли в античной драме, в античной лирике, да и вообще у поэтов
всех других эпох — от Петрарки до Блока и Маяковского.
Входя в жизнь человечества, любовь меняет весь строй ее ценностей. Это
совершенно новый стимул среди стимулов человеческого поведения, и,
появляясь, он бросает свой отсвет на все другие стимулы, смещает их
равновесие, резко меняет пропорции. Простота человеческой жизни теперь
пропадает, рождение любви запутывает, усложняет индивидуальную жизнь,
лишает ее былой ясности и цельности. Конечно, в разные времена и у разных
людей это выглядит по-разному. Но ясно одно — и это давным-давно стало
понятно людям: любовь приносит человечеству не только свет, но и мрак, она
не только поднимает, но и гнетет человека.
Любовь в Античной Греции
Древние греки различали несколько видов любви.
Это, прежде всего, конечно, Эрот, обожествленный эрос. Эрот, или эрос,—
любовь-страсть, любовь, пограничная с безумием, безумная любовь. Древние
греки так и говорили: «эротоманиа» — «безумная (безрассудная) любовь». Был
глагол «эреоманео» — «быть безумным от любви».
Эрос — главным образом половая любовь. Отсюда «эротикэ» — искусство
любви.
Более спокойна «филиа». Существительное «филиа» имеет свой глагол —
«филео» — «я люблю» («филео су» — «я люблю тебя»), У этой любви больший
спектр значений, чем у эроса. Такой любовью сложно любить многоразличное.
Это, кроме того, не только любовь, но и дружба. Поэтому эротическая любовь
— лишь один из видов «филии».
Любовь как высшая степень хорошего эмоционального отношения «я» к «не-
я» колеблется между себялюбием, где «не-я» — это «я», и «друголюбием»,
любовью к «не-я», за которой, однако, может скрываться опосредованное
себялюбие, когда предмет любви («филэтон») сводится лишь к объекту и к
средству удовлетворения себялюбия, а не рассматривается как нечто
самоценное, как нечто даже более ценное, чем «я». Любовь в первом смысле —
любовь потребительская. Это не настоящая любовь. Только вторая,
самоотверженная, любовь истинная. Гегель не зря сказал, что настоящая
любовь — это обретение самого себя в отказе от самого себя и в исчезновении
себя в другом. Настоящая любовь самоотверженна. Она включает в себя и
элемент жалости и сострадания к предмету любви.
«Филиа» — это не столько любовь, сколько влюбчивость («филерастиа»).
Остальные виды «филии»: любовь к отцу («филопатор» — «любящий своего
отца»), любовь к матери («филомэтор» — «любящий свою мать»), любовь к детям
(«филопайс» — «детолюбивый»), любовь к братьям и сестрам («филадельфиа», от
«адельфос» — «брат» и «адельфэ» — «сестра»), любовь к своим товарищам
(«филетайриа»), к друзьям («филофилиа»), вообще дружелюбие
(«филофронэсис»), любовь к своему родному городу («филополи»), к своим
согражданам («филополитэс» — «любящий своих сограждан»), любовь к своему
отечеству («филопатриа»), любовь к своей родине — Греции, преданность ей
(«филеллэн» — любящий Грецию, Элладу), любовь к народу («филодэмос» —
«народолюбивый»), любовь к человеку («филантропиа», отсюда «филантропия»).
«Филиа» — любовь к наслаждению («филэдониа»), к славе («филендоксиа»), к
власти («филархиа»). Это любовь к свободе («филелеутерон»), но любви к
несвободе, к рабству у древних греков не было, хотя было «филотюраннос» —
«стоящий на стороне тиранов, приверженец тирании». «Филиа» — любовь к
прекрасному, («филокалиа») — любви к безобразному не было; любовь к
добродетели, к добру, к доброте («филагатос»), но возможно и стремление к
пороку («филопонэрос» — «тяготеющий к пороку» в отличие от «филаретос» —
«любящий добродетель»). «Филиа» — любовь к правде, к истине («филалетейа»),
но возможна и любовь ко лжи («филопсеустиа»). «Филиа» — любовь к
деятельности («филергиа»), труду («филопониа»), к земледелию
(«филогеоргиа»), к искусствам, ремеслам («филотехниа»), любовь к музам, т.
е. также любовь к наукам и искусствам («филомусиа»). Это также любовь к
богатству («филоплутиа»), жадность к деньгам («филохрэматиа»), страсть к
наживе, корыстолюбие («филкердейа»). «Филиа» — любовь к общению
(«филокойнос» — «любящий общение») и любовь к одиночеству («филеремос» —
«любящий одиночество»). «Филиа» — любовь к своему телу, т. е. тщательный
уход за телом («филосоматон»), любовь к самому себе («филоаутос»), любовь к
своей душе, к своей жизни («филопсюхиа» и «филодзойа»), однако это
осуждалось как чрезмерное жизнелюбие, жалкая привязанность к жизни, как
источник трусости и рабства.
Кроме «эроса» и «филиа» были у эллинов и другие термины, обозначающие
любовь. Это производные от «филии» термины: «филосторгиа» — «нежная любовь,
горячая привязанность», «филотэс» — «дружба, привязанность, любовь». Еще
более мягкой, чем «филиа», любовью является, возможно, «агапэсис» — любовь-
влечение. Во времена вечерней зари языческой культуры и утренней зари
христианской эта любовь приняла форму «агапэ» — новозаветной любви (агапы —
братские трапезы у ранних христиан).
Мифология — антропоморфична. В мифологии люди, не зная законов природы,
подлинных причинно-следственных отношений в мире, объясняли явления
поверхностно, связывая их ассоциативно, по аналогии со своими отношениями и
свойствами. Была мифологизирована и обожествлена и любовь. В Древней Греции
она мифологически была представлена в образах нескольких мифологических
существ. Это, прежде всего Афродита и Эрот (в Риме соответственно Венера и
Амур).
Афродита — богиня любви и красоты. Ей приписывалась большая роль. Ей
подчинено почти все живое. Афродита даже сводит богов с женщинами, а богинь
— с мужчинами.
Имел свой мифологический образ и эрос. Это Эрот — сын Афродиты (по
некоторым версиям, Артемиды, изменившей своей девственности). Тот
хорошенький, шаловливый и безжалостный мальчик с крылышками, с луком и
стрелами любви, которые он по своему капризу пускает то в богов, то в
людей,— плод эллинистического искусства, вначале же Эрота изображали в виде
необработанной каменной глыбы.
Среди видов «филии» была и любовь к познанию. Это «филоматейа» —
«любовь к знанию, любознательность» («матэма» — «знание, учение, наука»,
отсюда математика), «филологиа» — «любовь к ученым беседам, занятиям»,
отсюда филология (однако «логос» означал не всякое слово, а только ученое,
разумное, отсюда и иной смысл термина «филологиа», чем это принято теперь),
«филопеустиа» — «пытливость, любопытство» наконец, «философиа» — «любовь к
знанию, любознательность; исследование, учение, наука; любовь к мудрости,
философия; философское учение». Глагол «философео» означал «любить знания,
быть любознательным, мудро рассуждать...», а существительное «философос»
«образованный, просвещенный человек, ученый, любитель мудрости...».
Философия, возникнув из мифологического мировоззрения под влиянием
окрепшего в самой жизни, а также в сферах специального знания интеллекта,
логоса (логос нельзя отождествлять с философией, логос - то, благодаря чему
существует философия), все же смогла до конца изжить антропоморфизм. Им
философы как бы «затыкали дыры» в своих философских системах. Для этого
употреблялись и остающиеся, в сущности, мифологическими образы любви,
прежде все Афродиты, Эроса, Филии. Древнегреческий предфилософ Гесиод, не
умея объяснить движущую силу космогонического процесса, процесса
происхождения и развития космоса (а кто может это объяснить?), находит эту
силу в космическом, вселенском эросе.
Сократ доказывает, что любовь к прекрасному — это любовь к своему
благу, любовь к вечному обладанию этим благом, любовь к бессмертию. Но люди
смертны. Та доля бессмертия, которую дали людям бессмертные боги,—
способность к творчеству (а это «все, что вызывает переход из небытия в
бытие»), к рождению («рождение — это та доля бессмертия и вечности, которая
отпущена смертному существу»). Однако стремление к прекрасному имеет и
более высший смысл. Это стремление к идеальному, небесному, точнее говоря,
занебесному миру. Обыватель любит прекрасные вещи, прекрасные тела. Но
философ любит прекрасное само по себе. Оно чисто, прозрачно, беспримесно,
не обременено человеческой плотью, красками и всяким бренным взором, оно
божественно и единообразно. Увидев хоть раз такое прекрасное, человек не
может уже жить прежней жалкой жизнью. Такой человек родит уже не призраки
добродетели, а саму добродетель, не призраки истины, а саму истину... Так,
рассказывает Сократ, сказала мне мудрая Диотима, «и я ей верю. А, веря ей,
я пытаюсь уверить и других, что в стремлении человеческой природы к такому
уделу у нее вряд ли найдется лучший помощник, чем Эрот.
Образ Эрота в философской системе идеалиста Платона. За всеми видами
любви: к родителям, к детям, к женщине, к мужчине, к отечеству, к труду, к
поэтическому и правовому творчеству и т. д. и т. п. должна стоять высшая
любовь — любовь к миру вечных и неизменных идей, к высшему миру добра как
такового, красоты как таковой, истины как таковой. (Это и есть то, что
обычно называют «платонической любовью», неверно понимая под этим
несексуальную любовь мужчины и женщины. Такой любви быть не может, а если и
возникают такие отношения между ними, то это не любовь, а дружба.)
Все же в Древней Греции (и позднее в Риме) любовь ценилась высоко. В
«Пире» содержится подлинное прославление любви. Более того, там говорится и
о ее положительном нравственном содержании. «Ведь тому, чем надлежит
руководствоваться людям, желающим прожить свою жизнь безупречно, никакая
родня, никакие почести, никакое богатство, да и вообще ничто на свете не
научит их лучше, чем любовь».
Тема любви в философской культуре Нового Времени
В эпоху Возрождения тема любви расцвела в обстановке общего острого
интереса ко всему земному и человеческому, освобождающемуся из-под контроля
церкви. «Любовь» возвратила себе статус жизненной философской категории,
который она имела в античности у Эмпедокла и Платона и который был в
средние века заменен на статус религиозно-христианский. Но религиозный
оттенок любовного чувства не исчез совсем, и в этом сыграло свою роль то,
что возрожденный во Флорентийской академии XV в. неоплатонизм изначально
был проникнут настроением благочестия. Но ренессансное миросозерцание
упорно стремилось освободиться от гнета церкви, и в давнем
противопоставлении любви «земной» и любви «небесной» земная громко заявила
о своих правах, отстаивая их со все большей решительностью.
В философских построениях флорентийского неоплатоника XV в. Марсилио
Фичино, не отличавшегося ни отменным здоровьем, ни буйством темперамента,
все-таки поставлены в центр мировоззрения не божественные сюжеты, но
человек, который полон сил и в гармоничном мироустройстве соединен со всеми
прочими частями космоса могучими связями любви. М. Фичино указывает на три
основных вида любви, которым присуще значительное внутреннее различие:
любовь равных существ к равным, низших к высшим и высших к низшим. В
третьем случае любовь выражается в умиленном опекунстве, во втором — в
благодарном почитании, а в первом составляет основу всепроникающего
гуманизма.
Но наивысшего пафоса ренессансное представление о сущности и значении
любви достигло, пожалуй, в философском учении Джордано Бруно (1548— 1600).
В диалоге Бруно «О героическом энтузиазме» любовь предстает как отличная в
принципе от «нерационального порыва, стремления к чему-то звериному и
неразумному», героическая, огненная страсть, окрыляющая человека в его
борьбе и стремлении к познанию великих тайн природы, укрепляющая его в
презрении к страданиям и страху смерти, зовущая на подвиги и сулящая
восторг единения с могучей, неисчерпаемой и бесконечной Природой. «Любовь —
это все, и она воздействует на все, и о ней можно говорить все, ей можно и
все приписывать». Под пером Джордано Бруно любовь превращается во
всепроникающую космическую силу, которая делает человека непобедимым.
Человеком овладевает горячее желание быть причастным к божественной, в
смысле ее величия, Природе, то есть пребывать в интеллектуальной «любви к
Богу (amor dei intellectualis)».
В XVII в. подули новые ветра... В антитезе к унаследованному от времен
Реформации и Контрреформации и на заре Нового времени далеко еще не
исчезнувшему мистическому пониманию любви как религиозного или религией
окрашенного чувства складываются совсем иные концепции. Рене Декарт в
трактате «Страсти души» (1649) утверждает, что «любовь есть волнение души,
вызванное движением «духов», которое побуждает душу добровольно соединиться
с предметами, которые кажутся ей близкими, а ненависть есть волнение,
вызванное «духами» и побуждающее душу к отделению от предметов,
представляющихся ей вредными».
Апогей гуманистического толкования любви и ее роли в жизни человечества
в периоды немецкого Просвещения и литературного движения «Буря и натиск»
был достигнут в творчестве Иоганна Вольфганга Гёте. Любовь чувственная и
трагическая, возвышенная и надуманная, искренняя и недоверчивая,
прекраснодушная и легкомысленная — все эти и другие ее оттенки и изгибы
живописует поэт, демонстрируя неисчерпаемую палитру состояний человеческих
душ в разные эпохи, у разных народов и в разных жизненных коллизиях, в
широчайшем диапазоне времени и пространства (например, «Книга любви» в
лирическом «Западно-восточном диване», «Трилогия страсти»). Любовь
формирует личность, окрыляет ее и вселяет в нее мужество, делая ее
способной идти наперекор всему, даже собственной жизни (роман «Страдания
молодого Вертера»), бросая вызов ханжеству и предрассудкам (роман
«Избирательное сродство»), губит в своей роковой судьбе (драма «Мария
Стюарт»), но и спасает и очищает (трагедия «Фауст»).
Любовь как способ существования человека.
Согласно Ницше, любовь всегда эгоистична, альтруизм невозможен, его
соучастие в любви противоестественно. В этом смысле любовь и мораль
исключают друг друга, любовь оказывается «по ту сторону добра и зла». Если
одухотворенность и возможна в любви, то это лишь одухотворенность
чувственности в смысле ее острой осознанности, «пронзительности». Так как
любовь есть способ самоутверждения Воли, то она проявляет себя не только
как любовь к существу противоположного пола, но и как любовь к жизни вообще
и любовь к власти особенно. Но эти два последние измерения присутствуют и в
половой любви как стремление к преодолению налично существующего, как
желание победить партнера в любви, сломать его и подчинить себе. Преодолеть
существующее — значит преодолеть и свое прежнее существование: любовь
способствует жизненному творчеству, но также и отрицанию уже существующей
жизни, так что она оказывается преамбулой смерти, вводит на ее порог.
Страсть любить, отмечает в книге «Искусство любить» американский
социолог Э. Фромм, это самое существенное проявление человеческих
положительных, жизнеутверждающих влечений. «Любовь – единственный
утвердительный ответ на вопрос о проблеме существования человека». Однако,
продолжает он, большая часть людей не способна развить ее до адекватного
уровня возмужания, самопознания и решимости. Любовь вообще – это искусство,
требующее опыта и умения концентрироваться, интуиции и понимания, словом,
его надо постигать. Причиной того, что многие не признают этой
необходимости, являются, по мнению Фромма, следующие обстоятельства: 1)
большая часть людей смотрит на любовь с позиции «как быть любимым», но не
«как любить», не с позиции возможности любви; 2) представление, что
проблема в самой любви, а не в способности любить; 3) смешиваются понятия
«влюбленность» и «состояние любви», в результате чего доминирует
представление о том, что нет ничего легче любви, в то время как на практике
это совсем иначе. Чтобы преодолеть это состояние, надо осознать, что любовь
– искусство (равно как человеческая жизнь вообще), что его необходимо
постичь. Прежде всего, надо понять, что любовь нельзя сводить только к
отношению между противоположными полами, мужчиной и женщиной. Любовью
отмечена вся человеческая деятельность во всех ее проявлениях (любовь к
труду, родине, удовольствиям и т.п.), более того, любовь может быть
побудительницей этой деятельности, ее стимулом, источником энергии. «Любовь
становится более плодотворной от наших внутренних переживаний, - пишет Х.
Ортега-и-Гассет, - она рождается во многих движениях души: желаниях,
мыслях, стремлениях, действиях; но все то, что прорастает из любви, как
урожай из семени, еще не сама любовь; любовь – это условие, чтобы названные
движения души проявились». Поэтому в каждую эпоху выделились разные виды и
аспекты любви, делались попытки систематизировать формы ее проявления,
расположив их по мере значимости и смыслу.
Любовь – и в этом проявляется ее уникальная роль в жизни – одна из
немногих сфер, в которых человек способен почувствовать и пережить свою
абсолютную незаменимость. Во многих социальных ролях и функциях конкретного
человека можно заменить, заместить, сменить, только не в любви. В этой
сфере жизни индивид имеет, таким образом, высшую ценность, высшее значение
по сравнению со всем остальным. Здесь человек не функция, а он сам, в своем
конкретном и непосредственном абсолюте. Именно поэтому только в любви
человек может прочувствовать смысл своего существования для другого и смысл
существования другого для себя. Это высший синтез смысла существования
человека. Любовь помогает ему проявиться, выявляя, увеличивая, развивая в
нем хорошее, положительное, ценное.
И, наконец, любовь – это одно из проявлений человеческой свободы. Никто
не может заставить любить – ни другого, ни самого себя. Любовь – дело
собственной инициативы, она основа самой себя.
Специфику любви Ортега-и-Гассет характеризует так: «Любовь – и именно
любовь, а не общее состояние души любящего – есть чистый акт чувств,
направленный на какой-либо объект, вещь или личность. Как одно из
чувственных проявлений памяти, любовь сама по себе отлична от всех
составных памяти: любить – это не соотносить, наблюдать, думать,
вспоминать, представлять; с другой стороны, любовь отлична и от влечения, с
которым она зачастую смешивается. Без сомнения, влечение – одно из
проявлений любви, но сама любовь не есть влечение… Наша любовь – в основе
всех наших влечений, которые, как из семени, вырастают из нее».
Любовь всегда означает новое видение: с приходом любви и ее предмет, и
все его окружение начинают восприниматься совершенно иначе, чем раньше. Это
выглядит так, как если бы человек в один момент был перенесен на другую
планету, где многие объекты ему незнакомы, а известные видны в ином свете.
Новое видение, сообщаемое любовью, это, прежде всего видение в ауре, в
модусе очарования. Оно придает объекту любви особый способ существования,
при котором возникает ощущение уникальности этого объекта, его подлинности
и незаменимости. Любовь, создающая ореол вокруг любимого объекта, сообщает
ему святость и внушает благоговение. О том, сколь сильным может быть
благоговение, говорит, к примеру, то, что даже самые уродливые изображения
богоматери находили себе почитателей, и даже более многочисленных, чем
хорошие изображения.
А. Шопенгауэр и 3. Фрейд полагали, что любовь ослепляет, притом
настолько, что в любовном ослеплении человек способен совершить
преступление, ничуть не раскаиваясь в этом. Но любовь не ослепление, а
именно иное видение, при котором все злое и дурное в любимом предстает
только как умаление и искажение его подлинной природы. Недостатки любимого,
замечает С. Л. Франк,— это как болезнь у больного: ее обнаружение вызывает
не ненависть к нему, а стремление выправить его.
Ситуация, создаваемая любовью, парадоксальна: два человека становятся
одним и одновременно остаются двумя личностями. Это ведет к тому, что
любовь приобретает не только облик совпадения и согласия, но и облик
конфликта и борьбы. Эту внутреннюю противоречивость любви хорошо выразил Ж.-
П. Сартр, считавший конфликт изначальным смыслом «бытия-для-другого».
Единство с другим неосуществимо ни фактически, ни юридически, поскольку
соединение вместе «бытия-для-себя» и «другого» повлекло бы за собой
исчезновение отличительных черт «другого». Условием отождествления
«другого» со мною является постоянное отрицание мною, что я — этот
«другой». Объединение есть источник конфликта и потому, что, если я ощущаю
себя объектом для «другого» и намереваюсь ассимилировать его, оставаясь
таким объектом, «другой» воспринимает меня как объект среди других объектов
и ни в коем случае не намеревается вобрать меня в себя. «...Бытие-для-
другого,— заключает Сартр,— предполагает двойное внутреннее отрицание».
Список литературы
1. Философия любви. Ч. 1/Под общ. ред. Д. П. Горского; Сост. А. А.
Ивин. – М.: Политиздат, 1990.
2. Василев К. Любовь. М.: Прогресс, 1992.
3. Жуховицкий Л. Счастливыми не рождаются... М.: Просвещение, 1989.
4. Соковня И. Бессонница в ожидании Любви. М.: Просвещение, 1992.
5. Фромм Э. Искусство любви. Минск: Полифакт, 1990.
6. А. Рубенис. Сущность любви. М.: Политиздат, 1989.