Философские взгляды Гегеля

СОДЕРЖАНИЕ.


ВВЕДЕНИЕ.
ЧАСТЬ-1.
1.Более энергичен и удачлив.
2. Трактовка понятия Гегеля.
3. Познавательная высшая способность человека.
4. Мышление не может быть одной из множества способностей человека.
ЧАСТЬ-2.
1. «Феноменология духа»
2. Каждый предмет культуры — это опредмеченные способности человека.
3. Общество весьма и весьма далеко от идеала.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
ЛИТЕРАТУРА.



                                  ВВЕДЕНИЕ.

     В конце XVIII и начале XIX в. Германия,   преодолевая  экономическую  и
политическую отсталость, приближалась к  буржуазной  революции,  и  «подобно
тому как во Франции  в  XVIII  веке,  в  Германии  в  XIX  веке  философская
революция предшествовала политическому  перевороту»[1].  Маркс  рассматривал
немецкую классическую философию как немецкую теорию французской революции.
    Важную  роль  в  формировании  немецкой  философии  сыграли   достижения
естествознания и  общественных  наук:  стали  развиваться  физика  и  химия,
продвинулось  вперед  изучение  органической  природы.  Открытия  в  области
математики,  позволившие  понять  процессы  в   их   точном   количественном
выражении, учение Ламарка об обусловленности развития  организма  окружающей
средой, астрономические, геологические,  эмбриологические  теории,  а  также
теории развития  человеческого  общества  —  все  это  со  всей  остротой  и
неизбежностью выдвигало на первый план идею  развития  как  теорию  и  метод
познания действительности.



                                  ЧАСТЬ-1.

                        1.Более энергичен и удачлив.

   Внешне разрыв  Гегеля  с  Шеллингом  выглядит  как  история  о  том,  как
поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем. Повод,  на  первый  взгляд,
был еще менее значительным, чем в  известной  гоголевской  повести.  Дело  в
том, что Гегель «всего лишь» усомнился в  абсолютном  характере  созерцания,
или интуиции, и выдвинул в качестве  главной  формы  познания  понятие.  Это
смещение акцентов впервые произошло в работе Гегеля «Феноменология духа»,  а
точнее говоря, в предисловии к этой  работе,  которая  была  опубликована  в
1807 году.
   Здесь нужно заметить, что Георг  Вильгельм  Фридрих  Гегель  (1770—1831),
будучи на пять лет старше Шеллинга, на первых  порах  выступал  в  роли  его
младшего товарища. Причиной  этого  во  многом  был  сдержанный  характер  и
большая  основательность  Гегеля.  Недаром  в  юности  ему   дали   прозвище
«Старик». «Его творчество было тихим движением ума, — писал  биограф  Гегеля
Карл Розенкранц, — непрерывной поступательной работой  всего  его  существа.
Его биография лишена, поэтому обаяния больших контрастов, страстных  прыжков
и только благодаря напряженной значительности ее героя избавлена  от  полной
монотонности»[2].
   Естественно,  что  при  такой  натуре  Гегель  оказался  в   тени   более
энергичного и удачливого Шеллинга. Понятно, почему в то время,  когда  после
окончания университета Шеллинг блистал  талантами,  был  широко  известен  и
обласкан Гете, Гегель прозябал в безвестности в роли домашнего учителя.
И только  благодаря  содействию  того  же  Шеллинга  Гегель  получает  место
доцента в Йенском университете, а затем становится там профессором.  В  Иене
Гегель вместе с Шеллингом стал издавать  «Критический  философский  журнал»,
проявив себя в качестве яркого публициста. Здесь  же  вышла  первая  крупная
работа Гегеля «Различие между  системами  философии  Фихте  и  Шеллинга»,  в
которой он лишь уточнял различные аспекты учения своего друга.
    Только когда Гегелю было уже 36 лет, вышла его «Феноменология  духа»,  в
которой он впервые заявил о себе как о самостоятельном философе.  По  словам
Маркса, в этой работе заключена «тайна и исток всей гегелевской  философии».
И в ней действительно содержится  вся  гегелевская  философия,  но  в  таком
концентрированном виде,  что  это  произведение  считается  одним  из  самых
«темных» в творчестве Гегеля.  Как  уже  было  сказано,  именно  эта  работа
развела Гегеля с Шеллингом. После  выхода  «Феноменологии  духа»  Шеллинг  и
Гегель обменялись письмами, и после этого переписка и всякие сношения  между
бывшими друзьями и соратниками прекратились.
    “Мы уже видели, какие  серьезные  последствия  может  повлечь  за  собой
такое «маленькое»  обстоятельство,  как  признание  приоритета  интуиции  по
отношению к понятию”[3]. В науке вообще  нет  «мелочей»,  и  на  все  в  ней
должны быть свои  основания.  Что  касается  обратного  смещения  акцента  с
интуиции на понятие, которое осуществил Гегель, то это было связано с  очень
важным пересмотром им самой сути понятия.
   Шеллинг при всех его новациях в отношении понятия  остается  на  позициях
традиционной   логики,   рассматривая   форму   понятия    как    обобщенное
представление. Гегель определяет понятие  совершенно  иначе,  а  именно  как
развернутое понимание существа дела.

                        2. Трактовка понятия Гегеля.
  Как и во многих других вопросах, в трактовке понятия  Гегель  возвращается
на вполне естественную и обычную точку зрения. Ведь мы считаем, что у  кого-
то есть понятие ускорения, когда этот некто понимает, что такое ускорение  и
может  его  определить  через  другие  физические  понятия,  скажем,   через
скорость  или  массу,  иначе  говоря,  в  понятии   должна   быть   выражена
существенная сторона объективного мира.
   Итак,  у  Шеллинга  понятие  может  свидетельствовать  лишь  об  «  общих
признаках» изучаемого предмета, процесса, явления. В суть  же  происходящего
мы проникаем с  помощью  интуиции  как  непосредственного,  в  непонятийного
постижения истины.  С  точки  зрения  Гегеля,  “в  познании  все  происходит
принципиально иначе”[4]. Существо дела  мы  постигаем  как  раз  при  помощи
понятий,  а  не  путем  прямого  созерцания  истины.  Мышление  в  понятиях,
согласно Гегелю, вполне способно постигать истину. Но для  этого  мы  должны
«разрешить» ему опираться на противоречие.
   Гегель различает абстрактно-всеобщее и конкретно-всеобшее, имея  в  виду,
в первую очередь, два типа знания. Абстрактно-всеобщее  —  это  как  раз  те
наши общие представления, которые имеет в виду  Шеллинг.  И  чтобы  овладеть
такими общими представлениями, как, к примеру,  «дом»,  «яблоко»,  «дружба»,
нам достаточно воспользоваться здравым  смыслом,  или  рассудком.  Ведь  уже
простой жизненный опыт свидетельствует  о  том,  что  дружба  —  это  добрые
отношения между людьми, исключающие драку и обман.  Другое  дело  конкретно-
всеобщее,  на   которое   опирается   всякая   серьезная   наука.   Так,   в
естествознании и философии  используются  понятия  «пространство»,  «время»,
«бесконечность», «абсолютное», в  отношении  которых  нам  не  обойтись  без
разума, а разум, согласно Гегелю, не может выразить истину, не  вооружившись
диалектикой.
  Таким образом,  мистической  интуиции  Шеллинга  Гегель  противопоставляет
разум как способность постигать  и  разрешать  противоречия.  Но,  для  того
чтобы утвердить разум в своих правах, Гегель обосновывает  новый  взгляд  на
саму суть противоречий. “Ведь  традиционная  логика  видела  в  противоречии
синоним непонимания и заблуждения"[5].  Гегель  утверждает  противоположное.
Противоречие у него становится орудием истины, а отсутствие  противоречий  —
симптомом заблуждения.
    Напомним, что уже Шеллинг в своей натурфилософии открыл  полярность  как
единство противоположных сил  и  тенденций.  Процесс  жизни,  как  гениально
подметил  молодой  Шеллинг,  есть  борьба  двух   начал   —   соединения   и
разъединения. И такова суть  всех  природных  процессов.  Но  тот  же  самый
Шеллинг  не  допускал  «полярность»  в  наше   мышление.   Понять   единство
противоположностей,  считал  он,  невозможно.  И   точно   так   же   многие
современные логики, допуская противоречивость в мире,  отрицают  возможность
выразить ее в мышлении. Но не надо быть  Гегелем,  чтобы  понять,  насколько
странная эта позиция. Ведь мы должны точно  знать  и  понимать,  что  именно
нельзя мыслить. Здесь получается как с кантовской «вещью в себе», о  которой
мы знаем, что она есть, но которая  при  этом  непознаваема.  Откуда  же  мы
знаем,  что  она  существует,  если  она   непознаваема?   И   потом,   если
противоречие  не  допускается  в  мышлении,   то   почему   оно   называется
«противоречием»? Ведь «противоречие» — это буквально означает  «речь  против
речи». Тогда уж нужно, вслед за Шеллингом, говорить о  существовании  только
«полярности», а не «противоречий».
   По сути,  Гегель  развивает  ту  верную  мысль  всей  немецкой  классики,
согласно которой мы должны постигать действительность в  ее  же  собственных
формах. И если в мире существенную роль играет единство  противоположностей,
то постигать его мы должны в форме логических противоречий.  И  каждый  раз,
когда в познающем мышлении возникает противоречие, мы должны ставить  вопрос
о том, является ли оно объективным противоречием.  Гегель  был  первым,  кто
заговорил об объективных противоречиях,  выражающих  противоречивость  самой
действительности.   Объективные   противоречия   он   отличает   от    таких
противоречий, которые являются следствием нашей ошибки.
  Здесь  стоит  вспомнить  о  Канте,  который  в  свое  время  бросил  вызов
традиционной логике с ее формальным подходом  к  анализу  суждений.  Тем  не
менее ни Кант, ни Фихте, ни Шеллинг не выступили против традиционной  логики
по  вопросу  о   «запрете»   противоречий.   Даже   констатировав   единство
противоположностей в природе, Шеллинг не признает  противоречие  в  качестве
логической формы, то есть в качестве необходимой  формы  нашего  мышления  о
мире. Вместо того чтобы расширить границы  логики  в  соответствии  с  новой
меркой  действительности,  действительность  подгоняется  под  узкую   мерку
старой логики.
   Именно эту непоследовательность и ликвидирует Гегель. “Для  человеческого
мышления  нет  никаких  внешних  границ,   доказывает   он,   кроме   границ
практически освоенного человеком”[6].  Поэтому  всякая  граница  для  нашего
разума — это только относительная историческая граница. И условием  всесилия
разума, считает Гегель, является его способность преодолевать  противоречия.
Например, противоречивость движения обнаруживает себя в  разуме  человека  в
форме противоречия  между  прерывностью  и  непрерывностью.  При  созерцании
окружающего  мира  это  противоречие  обнаружить  невозможно,  так   как   в
созерцании нам дана сплошная непрерывность. Сам факт дискретности  движения,
а также пространства и времени мы открываем только благодаря  аналитической,
расчленяющей способности рассудка. Именно поэтому Гегель  рассудок  называет
«кислотой».  Но  единство   прерывности   и   непрерывности   как   единство
противоположностей схватывает только разум, который в свою очередь  является
противоречивым единством созерцания и рефлексии.


               3. Высшая познавательная способность человека.
   Таким образом,  высшей  познавательной  способностью  человека,  согласно
Гегелю, является разум, а орудием разумного познания — понятия. А  поскольку
понятия немыслимы  без  противоречий,  то  высшей  формой  логики  у  Гегеля
оказывается диалектика.  Мы  видим,  как  теория  познания  оборачивается  у
Гегеля логикой, а логика, в свою очередь, диалектикой.  И  действительно,  в
учении Гегеля они совпадают. Теория познания, логика и диалектика,  с  точки
зрения  Гегеля,  по  большому  счету  должны  заниматься  одним  и  тем   же
предметом, а именно системой категорий.
   В своей работе «Наука логики», которую Гегель  писал  в  течение  четырех
лет, когда возглавлял гимназию в Городе Нюрнберге, он  обрисовывает  контуры
указанной системы категорий. Согласно  Гегелю,  категории  выражают  ступени
познания от простого чувственного созерцания до уровня  теоретической  науки
и философии. Дело в том, что Гегель, в  отличие  от  представителей  прежней
метафизики, не считает возможным получить истину всю и сразу. Более того,  у
Гегеля истина не исчерпывается готовым результатом.  Она,  согласно  Гегелю,
есть результат вместе со своим  становлением.  Истина  —  это  процесс.  Тем
самым Гегель вводит в философию понятие относительной  истины.  И  благодаря
этому история, и история  познания  в  частности,  перестает  быть  историей
простых ошибок и заблуждений, как это  считал,  к  примеру,  Ф.  Бэкон.  Она
превращается в процесс уточнения относительных  истин  и  их  развития,  без
чего невозможна никакая наука.
   “Высшую  истину,  согласно  Гегелю,  нам  открывает  философия.   Именно
философия, пройдя свой собственный путь развития, выявляет подлинную суть  и
смысл бытия”[7]. В то время как искусство, религия и  естествознание  только
приближают нас к истинному знанию. Искусство и религия,  по  мнению  Гегеля,
не в состоянии отвлечься от образов и аллегорий в разговоре об основе  мира.
А наука, уже овладев понятием, застревает на анализе природных  явлений,  не
проникая в подлинный источник и  причину  мироздания.  И  только  философия,
считает Гегель, раскрывает перед  нами  истинную  картину  происходящего,  а
именно то, что основу мира составляет само мышление.
   Логическая культура философа-диалектика, согласно Гегелю, позволяет  ему
понять тот факт, что наше мышление и основа мира есть одно и  то  же.  Таким
образом, Гегель формулирует принцип тождества бытия и мышления, имея в  виду
то, что скрытая для обычного восприятия основа мира есть не  что  иное,  как
развивающееся  мышление.  И  мы  должны  восходить  в  своем   познании   по
категориальным ступеням потому, что таков ход развития  этого  объективного,
надындивидуального мышления. Принимая в молодые годы пантеизм  своего  друга
Шеллинга,  зрелый  Гегель,  как  мы  видим,  переходит   на   точку   зрения
объективного идеализма. Тот же путь  в  своей  духовной  эволюции  проделал,
напомним, и Шеллинг. Но у позднего Шеллинга  идеальное  начало  мира  —  это
ветхозаветный мистический Бог, тогда как  у  Гегеля  основой  мира  является
Абсолютный Дух в Форме  Понятия.  Гегель  тоже  именует  эту  основу  Богом,
однако, у него мало общего с  традиционной  христианской  точкой  зрения  на
Создателя. Недаром объективный идеализм Гегеля часто называют панлогизмом.
   Итак, «Наука логики» — это сердцевина учения Гегеля, в которой идет  речь
об идеальной основе  бытия  и  способе  ее  саморазвития.  Причем  в  «Науке
логики» этот процесс представлен  в  той  ясной  логической  форме,  которая
открывается только философу, и  только  тому  философу,  который  занимается
диалектической  логикой.  А  диалектическая  логика  —  это   как   раз   та
универсальная наука, в которой, согласно Гегелю,  сошлись  теория  познания,
логика и диалектика. И речь в ней идет,  как  мы  уже  сказали,  о  развитии
Абсолютного  Духа,  которое  выражается  в  восхождении  от  абстрактного  к
конкретному, то есть от простого и одностороннего к развитому и  целостному,
или же к системе. Таким образом, если отвлечься от  гегелевского  идеализма,
то окажется, что диалектическая логика —  это  наука  о  том,  как  возможно
системное, научно-теоретическое мышление, или, иначе  говоря,  как  возможно
подняться от обыденного взгляда на мир к его научному пониманию.
   Как мы видим, познание истины из индивидуально-психологического  явления,
каким оно было у философов Нового времени, в  немецкой  классике  становится
историческим  процессом.  Уже  в  наукоучении  Фихте  эмпирический   субъект
способен познавать только  с  помощью  тех  духовных  орудий,  которыми  его
наделяет трансцендентальный субъект. Что касается  Гегеля,  то  он  пытается
воссоздать ступени постижения истины не столько  индивидом,  сколько  родом,
родовым субъектом. Соответственно  процесс  восхождения  от  абстрактного  к
конкретному  становится  у  него  законом   познания   в   масштабах   всего
человечества,  а   на   почве   идеалистической   мистификации   —   законом
самопознания Абсолютного Духа.
   Гениальные открытия и  идеалистическая  мистификация  сплетены  в  учении
Гегеля воедино. И одно без другого в  тех  культурно-исторических  условиях,
наверное, было бы невозможно. В результате  в  русле  своих  идеалистических
поисков Гегель приходит к новой  постановке  вопроса  о  путях  формирования
мышления. Если человек мыслит  посредством  категорий,  считает  Гегель,  то
такое мышление не может быть одной из  субъективных  способностей  человека,
наряду с чувством,  памятью,  желанием,  велением.  А  именно  так  мышление
понималось предшественниками классической немецкой  философии.  Более  того,
мышление  представлялось  большинством  из  них   как   деятельность   некой
бесплотной души. А потому и само мышление  оказывалось  деятельностью  чисто
бесплотной.


     4. Мышление не может быть одной из множества способностей человека.
  Согласно Гегелю, мышление не может быть одной  из  множества  способностей
человека  наряду,  скажем,  с  практической  волей  и  энергией.   Наоборот,
доказывает Гегель, мышление включает в себя  практическую  волю  человека  в
качестве одного из своих «моментов». “Таким образом, из чего-то  бесплотного
и бессильного мышление у Гегеля  становится  определенной  силой,  способной
производить изменения в окружающем мире”[8].  Включив  в  мышление  то,  что
позднее  будут  именовать   предметно-практической   деятельностью,   Гегель
создает предпосылки для наиболее адекватного объяснения того, каким  образом
человек  осваивает  мир,  вычерпывая  из   этого   мира   его   существенные
категориальные определения.
  Практика, как мы знаем, уже рассматривалась предшественниками  Гегеля,  то
есть Кантом, Фихте и Шеллингом. Но она рассматривалась ими в  своих  частных
формах:  как  нравственное   деяние,   как   творческое   воображение,   как
осуществление некоторого мысленного  проекта.  Гегель  отличается  тем,  что
впервые  вводит  в  логику  и  теорию   познания   практику   как   трудовую
деятельность людей.  В  этом  отношении  на  него  оказала  немалое  влияние
английская  классическая  политэкономия.  Но,  в   отличие   от   английских
экономистов, Гегель рассматривает трудовую деятельность не  только  с  чисто
прагматической  стороны,  то   есть   как   деятельность   по   производству
необходимых  человеку  предметов.  Для  Гегеля  она  одновременно   является
деятельностью, производящей самого человека.



                                  ЧАСТЬ-2.
                           1. «Феноменология духа»
   В  «Феноменологии  духа»  Гегеля  наиболее   известной   является   глава
«Самостоятельность  и   несамостоятельность   самосознания;   господство   и
рабство», в которой идет речь о  роли  труда  в  формировании  человеческого
отношения к миру. Именно здесь Гегель говорит о том, что труд учит  человека
дисциплине, то есть самоограничению и организованности,  отличающих  его  от
животных.  И  тот  же  самый  труд  заставляет  нас   осознавать   мир   как
независимую,  самостоятельную  реальность,   в   отношении   которой   нужно
действовать в соответствии с  определенными  законами.  Эти  фундаментальные
качества, согласно Гегелю, сформировались  у  человечества  благодаря  труду
рабов.  Соответственно  антипод  раба  —  господин   впервые   демонстрирует
человеческое умение повелевать, а тем самым в  лице  господина  человечество
обретает способность возвышаться над природным миром.
   Таким образом, уже в своей  первой  оригинальной  работе  Гегель  отводит
труду одну  из  определяющих  ролей  в  формировании  человеческого  способа
жизни.  “И  все  же,  обусловив  нашу  дисциплинированность   и   предметное
отношение к  миру,  труд  остается  у  Гегеля  частной  формой  деятельности
человека”[9]. Не только в «Феноменологии духа», но и в других  произведениях
Гегеля,  включая  «Философию  истории»,  он  смотрит   на   производственную
деятельность как на ограниченное проявление разума, тогда как  теоретическая
деятельность философа предстает в качестве его универсального воплощения.  И
все же мысль о том, что человек есть  продукт  своего  труда,  впервые  была
высказана Гегелем. И именно из гегелевского  учения  она  была  заимствована
Марксом, который выстроил на ее основе свое понимание сущности человека.  Но
у Маркса уже не теория, а именно практика становится  универсальной  основой
нашего отношения к действительности.
   Но это еще не все. Дело в том, что Гегель, вслед за  Фихте  и  Шеллингом,
настаивает на том,  что,  появившись  на  свет,  каждый  из  нас  застает  в
качестве чего-то готового и объективно существующего способность мыслить.  И
задача  индивида  как  раз  и  заключается  в  том,  чтобы   присвоить   эту
способность, сделать  ее  своей  личной  способностью.  Это  один  из  самых
трудных  моментов  гегелевского  учения,  и  всегда   существует   искушение
представить указанный ход  мысли  просто  вывертом  гегелевского  идеализма.
Однако здесь не все следует списывать на счет идеалистических  мистификаций.
Важнее определить ту грань,  до  которой  в  таком  понимании  мышления  нет
идеализма и за которой он начинается.
    Конечно, трудно представить себе  способность  к  мышлению  существующей
вне и до нас. Но не менее трудно представить себе, и  тем  более  объяснить,
каким образом человек рождается с готовым багажом знаний о мире, с  готовыми
понятиями, к примеру, о причине и следствии, о сущности и явлении,  как  это
доказывали рационалисты с их теорией врожденных идей.  Не  может  человек  и
просто  узнать  эти  понятия,  поскольку  никакое  познание  невозможно  без
категории причинности. Познание мира,  как  показал  Кант,  есть  подведение
чувственного  опыта  под  категорию  причинности  и  под  другие  категории.
Следовательно, для того чтобы  усвоить  смысл  причинности,  мы  должны  уже
владеть им.
   Итак, Гегель не может согласиться с тем, что  умение  логически  мыслить,
то есть смотреть на мир через призму категорий, дано нам  от  рождения.  “Не
согласен  он  и  с  тем,  что  эта  способность   формируется   в   процессе
образования.  Ведь,  приступая  к  образованию,  человек  уже  должен  уметь
мыслить”[10]. Никому и никогда не давали  образование  с  пеленок.  Но  зато
каждая  мать  настойчиво  знакомит  своего  ребенка  с  миром   человеческой
культуры,  обучая  его  тому,  как  пользоваться  окружающими  его  «умными»
предметами.
    Именно в общении  с  умно  организованным  человеческим  миром  и  видит
Гегель  главный  способ  формирования   мышления.   Следовательно,   человек
присваивает  себе  способность  мыслить  в   практической   форме,   активно
взаимодействуя вначале с ножом и  вилкой,  входной  дверью  и  лестницей,  а
затем знакомясь с моралью, правом, обществом и  государством.  И  только  на
основе  практического  разума   у   индивида   формируется   способность   к
теоретическим действиям во внутреннем плане  сознания.  Теоретический  разум
оказывается  продолжением  и  развитием  той  способности  мыслить,  которая
впервые возникает у индивида только в качестве практической способности.
   В результате мышление оказывается у Гегеля не функцией бесплотной души  и
не прирожденной функцией нашего тела. Мышление, доказывает Гегель,  является
функцией тела культуры, которое он именует «объективным  духом».  Приобщаясь
к объективному духу, то есть к культуре, каждый  индивид,  согласно  Гегелю,
присваивает себе мыслительную способность, которой изначально не владеет  ни
его мозг, ни его тело в целом. И только у объективного духа наш мозг и  наше
тело учатся мышлению.


    2. Каждый предмет культуры — это опредмеченные способности человека.
   Надо сказать, что по большому счету в указанных представлениях Гегеля еще
нет ничего  идеалистического.  Ведь,  осваивая  мир  культуры  и  общаясь  с
предметами, созданными человеком для человека, мы  раскрываем  для  себя  их
суть и тем самым  формируем  свои  деятельные  способности.  В  этом  смысле
каждый  предмет  культуры  —  это  опредмеченные  способности  человека.   И
овладевая таким предметом, мы распредмечиваем замыслы, знания и  умения  его
создателей. В конечном счете топор и пила,  как  и  учебник  по  плотницкому
делу,  учат  человека  разумному  обращению  с  древесиной.  Но  учебник   в
сочетании с хорошим учителем сокращает процесс нашего развития.
   Другое дело, вопрос об истоках опредмечивания, а значит, о  происхождении
мира  культуры.  Здесь  как  раз  и  начинается   специфически   гегелевский
идеализм, в соответствии с которым человек оказывается  всего  лишь  орудием
Абсолютного Духа, целью которого является  самопознание.  Для  Гегеля  ясно,
что природу разума можно объяснить, лишь обратившись к действиям человека  в
предметном мире. Однако тот же труд, с точки зрения Гегеля, неизмеримо  ниже
и  ущербнее  теоретической  деятельности.  А  потому,  следуя   классическим
философским представлениям, Гегель утверждает примат теоретического  разума,
полагая в основу мира Понятие. Но без воплощения в предметный мир,  то  есть
бей опредмечивания, такой вселенский  разум,  утверждает  Гегель,  не  может
осознать самого себя, а значит, стать полноценным  разумом.  Таким  образом,
самопознание  Абсолютного  Духа  становится  сутью   философии   Гегеля.   А
природный  и  социальный  мир  предстают  в   его   учении   как   результат
самоотчуждения Абсолютного Духа, без которого он не способен познать себя  и
обрести тем самым полноту и целостность.
   Подчеркнем  тот  факт,  что  философское  учение  Гегеля,   изображающее
деятельное  самопознание  Абсолютного  Духа,  оказалось  самой   грандиозной
идеалистической системой, какую знала  мировая  философия.  Она  открывается
«Наукой логики», в которой, по словам Гегеля, дано «изображение Бога,  каков
он в своей вечной сущности до сотворения природы и  какого  бы  то  ни  было
конечного  духа»[11].  Следующий  раздел  гегелевской   системы   составляет
«Философия природы», в которой изображается «развитие духа в  пространстве»,
а затем Гегель переходит к «Философии духа», где речь идет о «развитии  духа
во времени», а именно в процессе культурно-исторического развития. В  сжатом
виде вся система Гегеля изложена им в трехтомной  «Энциклопедии  философских
наук». Но помимо  указанной  работы,  а  также  «Науки  логики»,  «Философии
права» и  других  произведений  Гегеля,  опубликованных  при  жизни  автора,
гегелевская система  уточнялась  и  развивалась  в  его  лекционных  курсах,
которые Гегель читал в университетах Гейдельберга и Берлина.  Речь  идет  об
«Эстетике», «Философии истории», «Философии религии» и «Истории  философии»,
которые были изданы уже после кончины Гегеля по записям его слушателей.
   Но вернемся к вопросу о самоотчуждении Абсолютного Духа. Дело в том, что
посредством  этой  вселенской  фантасмагории  Гегель  отстаивает   важнейший
философский принцип, суть которого в том, что самих себя мы  познаем  в  той
же опосредованной форме, в какой познаем  окружающий  мир.  Гегель,  как  мы
знаем,  был  последовательным  противником  «непосредственного  познания»  в
форме интуиции, или прямого  созерцания  истины,  а  потому  Абсолют  в  его
учении способен осознать себя, лишь глядя на созданный им самим мир,  словно
в  зеркало.  “И  то  же  самое  касается  человеческих  индивидов,   которые
оказываются орудием самопознания  Абсолютного  Духа,  хотя,  в  отличие  от;
природы,  в  лице  человека  дух  осознает  себя   в   качестве   свободного
субъекта”[12].
   История, утверждает Гегель, есть «прогресс в осознании свободы».  С  этой
точки зрения он выделяет три этапа в мировой истории: во-первых,  древность,
когда восточные народы знали, что свободен один, то есть деспот;  во-вторых,
греко-римский мир, в котором было известно, что свободны некоторые, то  есть
аристократы, и, наконец, современный  Гегелю  германский  христианский  мир,
когда народы осознали то, что свободны все. Здесь, однако,  нужно  отметить,
что свободные действия  выдающихся  личностей,  подобных  Наполеону,  как  и
поведение  целых  народов,  направляются,  согласно  Гегелю,   «таинственной
рукой» Мирового духа. И «хитрость разума» состоит  в  том,  что  посредством
свободных  поступков  людей,  он  достигает  собственных  целей,   неведомых
отдельным индивидам.
    По сути, в «таинственной руке», действующей в истории, можно  без  труда
узнать историческую закономерность. Точно так же  в  «объективном  духе»,  о
котором постоянно  упоминает  Гегель,  легко  узнается  общественная  основа
нашей жизни. Мы же говорим о «духе эпохи», и в  общем  знаем,  что  имеем  в
виду. Мы имеем в виду  те  господствующие  настроения,  которые  свойственны
тому или иному обществу в  определенные  исторические  периоды.  Мы  говорим
также, что та или иная идея витает  буквально  в  воздухе,  и  от  этого  не
становимся духовидцами. Просто, как заметил Руссо, всеобщее  не  есть  общее
всем. И  господствующее  настроение,  которое  царит  в  обществе,  не  есть
простое  механическое  сложение  настроений  отдельных   его   членов.   Оно
порождается  и  усиливается  чисто  общественными  органами:   государством,
религией, искусством,  а  в  настоящее  время  так  называемыми  «средствами
массовой информации». Маркс в этом случае использовал  термин  «общественное
сознание». И это опять-таки не сумма сознании отдельных  людей,  а  сознание
общества.
     Идеализм в понимании такого сознания начинается  только  там,  где  оно
объясняется   не   из   определенных   условий   общественной    жизни,    а
истолковывается как сущее само по себе, как нечто,  существующее  до  всякой
реальной истории. И как раз так в конечном счете поступил Гегель.
Чтобы стать свободным, Абсолют у  Гегеля  должен  осознать  себя.  Ведь  без
сознания  нет  свободы.  А  осознает  себя  Абсолютный  Дух,   отражаясь   в
предметном теле  человеческой  культуры.  Таким  образом,  Гегель  не  может
обойтись без предметной деятельности по созданию тела культуры, то есть  без
материального производства, промышленности. Но  все  здесь  переворачивается
«вверх ногами». Не дух у Гегеля “есть функция развития  материальной  жизни,
а наоборот — развитие материальной жизни есть функция духа"[13].  И  тем  не
менее для такого взгляда на вещи у Гегеля тоже есть свои веские основания.


                3. Общество весьма и весьма далеко от идеала.
   Маркс в «Тезисах  о  Фейербахе»  отмечает,  что  точкой  зрения  прежнего
материализма были отдельные индивиды в  «гражданском  обществе»,  тогда  как
точкой зрения его  материализма  является  «обобществившееся  человечество».
«Гражданское общество», о котором говорит Маркс, — это  буржуазное  общество
как  общество  частных  индивидов.  Гегель  тоже  стоял  на   точке   зрения
«гражданского общества». Но только он уже не идеализировал данное  общество,
как это делали французские просветители. Гегель имел  возможность  убедиться
в том, что общество, которое получилось в результате Французской  революции,
так вдохновлявшей его в молодости,  является  весьма  и  весьма  далеким  от
идеала. А идеалом для Гегеля всегда была античная  Греция,  восхищавшая  его
гармонией своей внутренней общественной жизни.
     “Прекрасный  идеал  остался  только  в  области  мечты.  Что   касается
реальности, то Гегель не видел никаких  путей  преобразования  «гражданского
общества» во что-то более высокое”[14]. Ведь история, по Гегелю,  состоит  в
осознании идеи свободы, а свобода в «гражданском обществе»  достигает  своей
высшей формы. Здесь, в отличие от рабовладения и феодализма, «все  свободны»
и каждый делает, что хочет. И тем не менее такой  «кишмя  кишащий  произвол»
Гегеля  не  устраивает.  Единственной  силой,  которая  может  противостоять
произволу индивидов  в  «гражданском  обществе»,  он  считает  «политическое
государство».  Только  оно,  согласно  Гегелю,   является   носителем   идеи
«всеобщего блага». И потому Гегель ставит  «политическое  государство»  выше
«гражданского общества». Только  государство,  доказывает  Гегель,  способно
сделать из совокупности частных индивидов человеческое общество.
    Но здесь нужно подчеркнуть,  что  идея  «всеобщего  блага»  противостоит
эгоистическому  интересу,  как  идеальное  начало   материальному.   Поэтому
идеальные устремления государства Гегель ставит выше материальных  интересов
«гражданского  общества».  Естественно,  что  философия,   призванная   быть
теоретическим  оправданием  такого  положения  вещей,  могла   быть   только
философским идеализмом.
     Как мы видим, идеалистическое учение Гегеля было вполне органичным  для
своей  эпохи,  хотя  и  содержало  внутреннее  противоречие.  На  внутреннюю
противоречивость гегелевской философии указал Ф. Энгельс  в  работе  «Людвиг
Фейербах  и  конец   классической   немецкой   философии».   Речь   идет   о
консервативности гегелевской системы, с  одной  стороны,  и  революционности
его диалектического метода — с другой. И  действительно,  если  исходить  из
гегелевского диалектического метода,  то  возможности  человеческого  разума
безграничны, но с точки зрения его системы у нашего  познания  есть  предел,
обусловленный задачей самопознания  Абсолютного  Духа.  Аналогичным  образом
Гегель устанавливает абсолютную  границу  развитию  человеческого  общества,
имея  в  виду  современную  ему  прусскую  монархию  как  совершенную  форму
правления в условиях «гражданского общества».
    В результате весь ход развития природы  и  общества  оказался  у  Гегеля
предзаданным. Такого рода позиция в  философии  именуется  преформизмом.  Но
эта позиция несовместима  с  пафосом  бесконечного  познания  и  творчества,
содержащимся  в  диалектическом  методе  Гегеля.  Указанное  противоречие  в
конечном счете привело к расколу в стане учеников и  последователей  Гегеля.
Гегельянцы выступили  единым  фронтом  против  критики  гегелевского  учения
Шеллингом. Однако дискуссия о гегелевском понимании религии  вызвала  резкие
разногласия в среде гегельянцев. Еще более резкими  были  разногласия  между
старогегельянцами  и   младогегельянцами   в   оценке   главных   достижений
гегелевской философии. Старогегельянцы настаивали на том, что  сутью  учения
Гегеля является  его  идеалистическая  система.  Младогегельянцы,  напротив,
считали наиболее перспективным диалектический метод Гегеля.



                                 ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

   Надо сказать, что  после  опубликования  «Философии  права»  Гегель  стал
восприниматься многими как официальный философ прусского государства.  “Ведь
в этой работе он поддержал наследственную монархию и консервативный  порядок
наследования собственности под названием «майорат»,  когда  она  нераздельно
переходила  к   старшему   сыну”[15].   Критику   со   стороны   либеральной
интеллигенции вызвал  также  известный  тезис  Гегеля  о  том,  что  -  «все
действительное разумно».
   Тем не менее, общий  революционный  дух  гегелевской  философии  создавал
совершенно иные настроения у философской молодежи Германии, отчего  прусское
правительство   и   попыталось   противопоставить   гегельянству   философию
откровения старика Шеллинга. Вплоть до 40-х  годов  XIX  века  последователи
Гегеля представляли наиболее влиятельное направление в  немецкой  философии.
А дискуссии в среде младогегельянцев создали почву для появления ряда  новых
ярких философских учений. И первый, о  ком  следует  сказать,  это  немецкий
философ Людвиг Фейербах.



                                 ЛИТЕРАТУРА.

1.Гегель Г.В.Ф. Наука логики: В 3 т. М., 1970. Т.1. –549 с.
2.Гегель Г.В.Ф. Наука логики: В 3 т. М., 1970. Т.2. – 606с.
3.Гегель Г.В.Ф. Наука логики: В 3 т. М., 1970. Т.3. – 672с.
4.Гегель Г.В.Ф. Соч.: В 14т. М.; Л.,1929-1959. Т. 14. - 598.
5.Гегель. Энциклопедия философских наук. М.,1974. Т.1. – 609с.
6.Гегель. Философия права \\ Соч. М.-Л.,1934. Т. 7. – 527с.
7.Гегель. Лекции по истории философии. Соч. М., 1932-1935. Т. 10. – 703с.
8.Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, - 733с.



-----------------------
[1] Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 189
[2] Гегель Г.В.Ф. Наука логики.: В 3 т. М., 1970. Т.1. с. 78.
[3] Гегель Г.В.Ф. Соч.: В 14т. М.; Л.,1929-1959. Т. 14. с.122.
[4] Гегель. Энциклопедия философских наук. М.,1974. Т.1. с. 276.
[5] Гегель. Энциклопедия философских наук. М.,1974. Т.1. с. 286.

[6] Гегель. Философия права \\ Соч. М.-Л.,1934. Т. 7. с. 182.
[7] Гегель. Лекции по истории философии. Соч. М., 1932-1935. Т. 10. с. 391.
[8]  Гегель Г.В.Ф. Наука логики.: В 3 т. М., 1970. Т.1. с. 351.

[9] Гегель Г.В.Ф. Соч.: В 14т. М.; Л.,1929-1959. Т. 14. с.408.
[10] Гегель. Энциклопедия философских наук. М.,1974. Т.1. с. 302.
[11] Гегель Г.В.Ф. Наука логики.: В 3 т. М., 1970. Т.1. с. 103.

[12] Гегель Г.В.Ф. Наука логики: В 3 т. М., 1970. Т.2. с. 142.

[13] Гегель Г.В.Ф. Наука логики: В 3 т. М., 1970. Т.2. с. 251.

[14] Гегель Г.В.Ф. Наука логики.: В 3 т. М., 1970. Т.3. с. 97.



[15] Гегель Г.В.Ф. Наука логики: В 3 т. М., 1970. Т.3. с. 384-385.