Творчество А.Т. Твардовского
ПУ - 12
РЕФЕРАТ
Творчество А.Т. Твардовского
Выполнила: учащаясяся 276 гр.
Кучерова
Л.Е.
Проверила: преподаватель
литературы
Карпова Н.К.
Томск - 2000
Содержание
Вступление 3
Глава 1 Становление поэта 4
1.1.Детство поэта 4
1.2. Первые шаги в литературе 6
Глава 2 Жизнь - одна, и смерть - одна 8
2.1 Создание поэмы «Василий Тёркин» 8
2.2. Вперёд за будущим днём, как за огневым валом 14
Заключение 20
Вступление
Имя Александра Трифоновича Твардовского, крупнейшего советского
поэта, лауреата Ленинской и Государственных премий, пользуется в нашей
стране широкой известностью.
Свобода, юмор, правдивость, удаль, естественность погружения в стихию
народной жизни и народной речи покоряли и покоряют читателей Твардовского.
Его стихи входят в сознание читателя с детства: «Страна Муравия», «Тёркин
на том свете», «Дом у дороги», «За далью даль», лирика и др.
Александр Твардовский - одна из самых драматических фигур в литературе и
советской действительности середины 20 века, большой национальный поэт.
Глава 1 Становление поэта
1.1.Детство поэта
Через всю свою жизнь Твардовский пронес благодарную память о тех
днях, которые называл «началом всех начал», - о детстве. А было оно далеко
не «золотым».
Отец поэта, Трифон Гордеевич, при всех его достоинствах (о
которых будет сказано ниже), был строг до суровости, честолюбив до
болезненности, в нем были сильно развиты собственнические замашки, и
детям - а впечатлительному и чуткому ко всякой несправедливости
Александру в особенности - бывало с ним порой очень нелегко.
И все-таки условия, в которых протекало детство будущего поэта,
складывались так, что он мог постигать сущность крестьянской работы и
прелесть родной природы впитывать стихи классиков и учиться
преодолевать трудности, ценить плоды человеческого труда и развивать в
себе любознательность, проникаться непримиримостью к жадности,
жестокости, трусости, подлости и лицемерию и давать простор своим
безудержным мечтам, настойчиво добиваться цели и вырабатывать в себе
еще на пороге юности определенный моральный кодекс - высокий
нравственный кодекс советского гражданина и русского поэта.
Предоставим слово самому Твардовскому.
«Родился я в Смоленщине, - пишет он, - в 1910 году, 21 июня,
на «хуторе пустоши Столпово», как назывался в бумагах
клочок земли, приобретенный моим отцом Трифоном Гордеевичем
Твардовским, через Поземельный крестьянский банк с выплатой в
рассрочку. Земля эта - десять с небольшим десятин, вся в мелких болотцах,
«Оборках», как их у нас называли, и вся заросшая лозняком, ельником,
берёзкой, - была во всех смыслах незавидна. Но для отца, который был
единственным сыном безземельного солдата и многолетним тяжким
трудом кузнеца заработал сумму, необходимую для первого взноса в
банк, земля эта была дорога до святости.
И нам, детям, он с самого малого возраста внушал любовь и
уважение к этой кислой, подзолистой, скупой и недоброй, но нашей земле
- нашему «имению», как он в шутку и не в шутку называл свой хутор...
Местность эта была довольно дикая, в стороне от дорог, и отец,
замечательный мастер кузнечного дела, вскоре закрыл кузницу, решив жить
с земли. Но ему то и дело приходилось обращаться к молотку:
арендовать в отходе чужой горн и наковальню, работая исполу.
...Отец был человеком грамотным и даже нач4танным по-
деревенски. Книга не являлась редкостью в нашем домашнем обиходе.
Целые зимние вечера у нас часто отдавались чтению вслух какой-нибудь
книги. Первое мое знакомство с «Полтавой» и «Дубровским» Пушкина,
с «Тарасом Бульбой» Гоголя, популярнейшими стихотворениями
Лермонтова, Некрасова, А. В. Толстого, Никитина произошло таким
именно образом.
Отец и на память знал много стихов". «Бородино», «Князя
Курбского», чуть ли не всего ершовского «Конька-Горбунка»
(«Автобиография»).
Тогда-то, должно быть, и западали в сердце мальчика, еще еле-
еле читавшего по складам, неприязнь и отвращение к коронованному палачу
Ивану Грозному, к изменнику Мазепе, к самодуру Кириле Петровичу
Троекурову. Здесь, вероятно, истоки всем известной жажды
справедливости Твардовского, начало его «детской мстительной мечты».
И, может быть, нет ничего ни удивительного, ни случайного в том, что
самое первое его стихотворение, сочиненное в таком возрасте, когда автор
еще не знал всех букв алфавита, обличало мальчишек-сверстников,
разорителей птичьих гнезд.
Большое влияние в детстве на формирование будущего поэта оказало
его приобщение к труду, и, прежде всего «учёба» в отцовской кузнице,
которая для всей округи была «и клубом, и газетой, и академией наук».
«Эстетику труда», о которой Твардовский впоследствии говорил на
учительском съезде, ему не нужно было постигать специально - она
входила в его жизнь сама, когда он «ребенком малым» видел, как под
кузнечным молотом отца «рождалось все, чем пашут ниву, корчуют лес и
строят дом». А часы ожидания заказчика заполнялись яростными сопорами
людей, жаждавших потолковать с грамотным человеком.
На восемнадцатом году жизни Александр Трифонович Твардовский покинул
родное Загорье. К этому времени он уже не раз был в Смоленске, однажды
побывал в Москве, лично познакомился с М. В. Исаковским, стал автором
нескольких десятков напечатанных стихотворений.
1.2. Первые шаги в литературе
Впервые имя Твардовского увидело свет 15 февраля 1925 года. В газете
«Смоленская деревня» была опубликована его заметка «Как происходят
перевыборы кооперативов». 19 июля эта же газета напечатала его первое
стихотворение «Новая изба».
В последующие месяцы появилось еще несколько заметок,
корреспонденции, стихов Твардовского в различных газетах Смоленска; а в
начале 1926 года, когда поэт специально приехал в этот город, чтобы
познакомиться с М. В. Исаковским, он снова публикует свои стихи в
газете «Рабочий путь». Художник И. Фомичев рисует карандашный портрет
«селькора Александра Твардовского», который напечатан на одной газетной
странице с его стихами. В апреле 1927 года смоленская газета «Юный
товарищ» помещает заметку об Александре Твардовском вместе с
подборкой его стихов и фотографией - все это объединено общим
заголовком «Творческий путь Александра Твардовского». А было Александру
17 лет.
По свидетельству Исаковского, «это был стройный юноша с очень
голубыми глазами и светло-русыми волосами. Одет был Саша в куртку,
сшитую из овчины. Шапку он держал в руках».
Юноша переселился в Смоленск. Но в редакции «Рабочего пути»
никакой штатной должности для Твардовского не нашлось. Предложили писать
заметки в хронику, что, естественно, не гарантировало постоянного
заработка. Но он согласился, хотя прекрасно понимал, что обрекает себя
на полуголодное существование.
Летом 1929 года, когда многие сотрудники «Рабочего пути» ушли в
отпуск, Твардовского загрузили работой, посылая его с корреспондентскими
заданиями и районы. Прибавились заработки, расширился круг знакомств,
в том числе и литературных. Поэт осмелился послать свои стихи в
Москву, в редакцию журнала «Октябрь». И - о счастье! Михаил Светлов
напечатал стихи девятнадцатилетнего Твардовского. После этого события
смоленские горизонты стали казаться ему слишком узкими, и он устремился
в столицу. Но получилось примерно то же самое, что со Смоленском.
Меня изредка печатали, кто-то одобрял мои опыты, поддерживая
ребяческие надежды, но зарабатывал я ненамного больше, чем в Смоленске,
и жил по углам, койкам, слонялся по редакциям, и меня всё заметнее относило
куда-то в сторону от прямого и трудного пути настоящей учебы, настоящей
жизни. Зимой тридцатого года я вернулся в Смоленск...», - так с
предельным лаконизмом рассказал поэт о своем пребывании в Москве многие
годы спустя.
Трудно сказать, как бы складывалась литературная судьба Твардовского,
если бы он остался в Москве, что было вовсе не исключено, имей он
постоянное и надежное жилье. Но, надо думать, главная причина его
возвращения в Смоленск все-таки в ином. У Твардовского возросла
требовательность к. Себе как поэту, и он сам стал все чаще испытывать
неудовлетворённость своими стихами. Вероятно, он понимал, что пока родной
стихией, питавшей его поэзию, была только жизнь села: его быт, природа,
коллективизация и все с нею связанное. Но все эта осталось позади.
Позднее он писал: «Был период, когда я, уйдя из деревни, одно время был,
по существу, оторван от жизни, вращаясь в узколитературной среде».
В течение первого года обучения в институте он обязался сдать
экзамены за среднюю школу по всем предметам и успешно с этим справился. «
Эти годы учебы и работы в Смоленске - писал впоследствии Твардовский, -
навсегда отмечены для меня высоким душевным подъемом... Отрываясь от книг и
учебы, я ездил в колхозы в качестве корреспондента областных газет,
вникал со страстью во все, что составляло собою новый, впервые
складывающийся строй сельской жизни, писал статьи, корреспонденции и
вел всякие записи, за каждой поездкой отмечая для себя то новое, что
открылось мне в сложном процессе становления колхозной жизни»
(«Автобиография»).
Начиная с 1929 года Твардовский стал писать по-новому, добиваясь
предельной прозаичности стиха. Ему, как он впоследствии рассказывал,
хотелось писать «естественно, просто», и он изгонял «всякий лиризм,
проявление чувства». Поэзия немедля отомстила ему за это. В некоторых
стихотворениях («Яблоки», «Стихи о всеобуче») наряду с подлинно
поэтическими стали появляться и такие, например, строчки:
И сюда
Ребят больших и малых
Соберётся школьный коллектив.
Впоследствии Твардовский понял, что это ошибочный путь, ибо то, что
он ставил превыше всего - сюжетность, повествовательность стиха,
конкретность, - выражалось у него на практике, как признал он в 1933
году, «в насыщении стихов прозаизмами, «разговорными интонациями» до
того, что они переставали звучать как стихи и все в общем
сливалось в серость, безобразность... в дальнейшем эти перегибы доходи
подчас до абсолютной антихудожественности»
Долгий и трудный путь поисков пришлось пройти поэту, прежде
чем он окончательно разуверился в жизненности полупрозаического стиха.
Целое десятилетие бился он, как когда-то Некрасов, над решением мучительной
задачи - «найти себя в себе самом». Как и Некрасов, Твардовский прошел
в молодости тернистый путь ученичества, подражания, временных успехов
и горьких разочарований вплоть до отвращения к своим собственным
писаниям, безрадостного и унизительного хождения по редакциям.
Впоследствии он сам высказался об этом: «Некрасов был мне как-то лично
близок, я знал его биографию, знал о его голодной юности и т. д. Я
мечтал, что и я так же буду голодать, пробиваться, когда уеду со своими
стихами из деревни; мечты эти, кстати сказать, впоследствии в достаточной
мере осуществились, так как я и голодал, и безночлежничал и вообще
мытарился порядочно. Но это между прочим. А я хочу сказать, что этот
поэт был мне дорог еще и как личность, он был моим любимым героем»
Глава 2 Жизнь - одна, и смерть - одна
2.1 Создание поэмы «Василий Тёркин»
Первое утро Великой Отечественной войны застало Твардовского в
Подмосковье, в деревне Грязи Звенигородского района, в самом начале
отпуска. Вечером того же дни он был в Москве, а сутки спустя -
направлен в штаб Юго-Западного фронта, где ему предстояло работать во
фронтовой газете «Красная Армия».
Некоторый свет на жизнь поэта во время войны проливают его
прозаические очерки «Родина и чужбина~, а также воспоминания Е.
Долматовского, В. Мурадяна, Е. Воробьева, 0. Верейского, знавших
Твардовского в те годы, В. Лакшина и В. Дементьева, которым
впоследствии Александр Трифонович немало рассказывал о своей жизни.
Так, В. Лакшину он рассказал, что «в 1941 году под Киевом... едва вышел
из окружения. Редакция газеты Юго-Западного фронта, в которой он
работал, размещалась в Киеве. Приказано было не покидать город до
последнего часа... Армейские части уже отошли за Днепр, а редакция
все еще работала... Твардовский спасся чудом: его взял к себе в
машину полковой комиссар, и они едва выскочили из смыкавшегося
кольца немецкого окружения». Весной 1942 года он вторично попал в
окружение - на этот раз под Каневом, из которого, по словам И. С
Маршака, вышел опять-таки «чудом» . В середине 1942 года Твардовский
был перемещен с Юго-Западного фронта на Западный, и теперь до
самого конца войны его родным домом стала редакция фронтовой газеты
«Красноармейская правда». Стала она родным домом и легендарного Тёркина.
По воспоминаниям художника 0. Верейского, рисовавшего портреты
Твардовского и иллюстрировавшего его произведения, «он был
удивительно хорош собой. Высокий, широкоплечий, с тонкой талией и
узкими бедрами. Держался он прямо, ходил, расправив плечи, мягко
ступая, отводя на ходу локти, как это часто делают борцы. Военная
форма очень шла ему. Голова его горделиво сидела на стройной шее,
мягкие русые волосы, 'зачесанные назад, распадались в стороны, обрамляя
высокий лоб, Очень светлые глаза его глядели внимательно и строго.
Подвижные брови иногда удивленно приподнимались, иногда хмурились,
сходясь к переносью и придавая выражению лица суровость. Но в очертаниях
губ и округлых линиях щёк была какая-то женственная мягкость.
В 1940 году, по окончании вооруженного конфликта с Финляндией, имя
7еркина едва ли было известно многим за пределами Ленинграда и Карельского
перешейка, да и сами авторы фельетонных куплетов о нем смотрели на свое
детище несколько свысока, снисходительно, как на нечто несерьезное. «Мы по
справедливости не считали это литературой», - заметил впоследствии
Твардовский. Но если его соавторы по «финскому» «Теркину», как
только кончились бои на перешейке, были уже одержимы иными
замыслами, то Твардовский постоянно думал о том, что теперь, в
мирное время, он должен написать о минувшей войне что-то крупное
и серьезное. Его воображению уже рисовались отдельные эпизоды, из
которых сложится путь его героя, но сам герой оставался еще неясным.
И вдруг 20 апреля 1940 года (в тот день, когда его приняли в члены
ВКП(б)) он записывает.
«Вчера вечером или сегодня утром герой нашелся, и сейчас я
вижу, что только он мне и нужен, именно он, Вася Теркин! Он
подобен фольклорному образу. Он - дело проверенное. Необходимо
только поднять его, поднять незаметно, по существу, а по форме
почти то же, что он был на страниц «На страже Родины». Нет, и по
форме, вероятно, будет не то.
А как необходима его веселость, его удачливость, энергия и
неунывающая душа для преодоления сурового материала этой войны!
И как много он может вобрать в себя из того, чего нужно
коснуться! Это будет веселая армейская шутка, но вместе с тем
в ней будет и лиризм. Вот когда Вася ползет, раненный, на пункт и
дела его плохи, а он не поддается - это все должно быть поистине
трогательно...
Вася Теркин из деревни, но уже работал где-то в городе или на
новостройке. Весельчак, острослов и балагур, вроде того шофера,
что вез меня с М. Голодным из Феодосии в Коктебель.
Теркин - участник освободительного похода в Западную
Белоруссию, про который он к месту вспоминает и хорошо
рассказывает. Очень умелый и находчивый человек... В нем
сочетается самая простодушная уставная дидактика с вольностью и
ухарством. В мирное время у него, может, и не обходилось без
взысканий, хотя он и тут ловок и подкупающе находчив. В нем -
пафос пехоты, войска, самого близкого к земле, к холоду, к огню и
смерти.
Соврать он может, но не только не преувеличит своих подвигов, а,
наоборот, неизменно представляет их в смешном, случайном,
настоящем виде.
Твардовский заметил: «На этой книгой я думал и работал уже давно,
находясь еще под непосредственным впечатлением финской войны. Затеялась она
вот по каким ближайшим мотивам, как бы ни показались они странными и
примитивными товарищам. Известно, какой успех имеют во фронтовой, армейской
и вообще в печати так называемые фельетонные герои: Вася Теркин, Иван
Гвоздев, Гриша Танкин. Я понимал, что это писалось и пишется довольно
скверно. Это фельетон со сквозным героем, идущим из номера в номер, и
главная его сущность - в такой уставной, очень обязательной дидактике:
насчет поведения в разведке, обращения с оружием и т.д., но, как видно, так
велика потребность полюбить какого-то своего, народного армейского героя,
который был бы олицетворением и удачливости, и веселости, и
жизнерадостности, так огромна эта потребность в создании армии, что эти
герои пользуются очень большим успехом.
«Рядом с эпическим героем поэмы - Теркиным стоит ее
лирический герой... Единство образов поэта и его героя особенно наглядно
проявляется в их языке, т.е. в языке и стиле поэмы».
«Теркин не «лирический герой» в том специальном смысле, в котором
часто применяется этот термин, не авторская тень, не переодетый в
шинель рядового бойца писатель Твардовский (в таком переодевании не
было бы особой заслуги)... Но автор так сблизился с ним и его
товарищами, так вошел в их воинскую судьбу... что может с абсолютной
подлинностью и совершенной внутренней свободой выражать их мысли и
чувства».
«Есть в «Книге про бойца», кроме героя-протагониста - Теркина,
еще и второй герой. Этот герой - сам автор-поэт... Это не обязательно во
всем сам Твардовский; правильнее, как и во всех подобных случаях...
говорить о специально созданном по законам искусства, художественно
обобщенном образе автора-повествователя, личность, характер которого
определенным образом вырисовываются из произведения, сообщены даже
некоторые внешнебиографические сведения, совпадающие с реальной
биографией А. Твардовского... Тёркин, как было уже сказано, феерически
талантлив. Таков же по типу талант Твардовского».
Говоря об Александре Трифоновиче Твардовском как реальной личности,
следует признать, что в некоторых чертах Теркин и его создатель «сходны меж
собою». Подобно Твардовскому, Теркин не любил людей спесивых», был, как и
автор, рассудителен и справедлив, не давал себя в обиду, но вовсе не
был задирист; так же, как и его создатель, Теркин «щедрым
сердцем наделен», т.е. повышенной совестливостью (пробыв всего лишь сутки
на отдыхе, досрочно возвращается назад, к передовой), которая в конечном
счете есть не что иное, как высокое чувство гражданского долга. Автор и не
скрывает, что Теркин - его единомышленник
Автор, несмотря на свое постоянное жизнелюбие, нередко, особенно в
первые полтора года войны, бывал мрачен, замкнут, обособлен и угрюм. Теркин
- балагур, весельчак и жизнелюб, который «курит, ест и пьет со смаком на
позиции любой».
Теркин в зависимости от обстоятельств может быть злым и добрым,
веселым и печальным, честолюбивым и простодушным, насмешливым и серьезным,
заносчивым и скромным, лукавым и прямым, задумчивым и игривым; может в
какие-то мгновения быть и просто по-человечески слабым - «словом, парень
сам собой он обыкновенный». Но те качества, которые необходимы воину, -
упорство, бесстрашие, выносливость, ловкость, мужество, быстрота реакции, а
также глубоко осознанная и прочувствованная любовь к родной стране и
все растущая ненависть к врагу - развиты в нем заметно сильнее, чем в
некоем, если позволительно так выразиться, «среднем» бойце, - это-то и дает
автору право сказать о нем: «герой героем». Участник трех войн, известный
военачальник генерал армии А. В. Горбатов сказал о Теркине: «В его
дисциплине есть свобода, инициатива, он смело принимает свои решения».
Да, в 1940 году автор мыслил Теркина человеком, в котором «сочетается
самая простодушная уставная дидактика с вольностью и ухарством». Но в
«Книге про бойца» если и есть дидактика, то ее уж никак не назовешь
уставной - скорее, это своеобразные «политбеседы», как, например,
в главах «О потере» и «Бой в болоте». Обе они - чистейший экспромт, оба
раза повод был один: кто-то из бойцов начинал унывать. «Без кисета, как без
рук», - сокрушался бедолага, потерявший кисет. «Согласись, Василий Теркин,
хуже нет уже беды?» - жалобно промолвил новичок, третьи сутки лежавший
голодным в сырой торфяной траншее. Теркин, который с первых дней войны
повторял одну «политбеседу»: «Не унывай!», в обоих случаях, счел нужным
немедленно ободрить приунывших товарищей.
Тёркин всегда решителен, в любых ситуациях, и упускать то, что
заслужил, не склонен, хотя человек он крайне непритязательный.
«Склад и лад души и тела, ума и сердца, труда и веселья, подвига и
повседневной жизни создают особое обаяние, духовную привлекательность,
делают его примером простой и вместе с тем высшей нормальности человека»,
- пишет о Теркине А. Македонов.
Присмотримся к .поведению Теркина в главе «Поединок».